Ширина Арму в нижнем течении около 80 метров, глубина от 2 до 3 метров, быстрота течения 10 километров в час. В долине Арму сильно развиты речные террасы. Особенно их много в среднем течении реки, преимущественно с левой стороны. Террасы эти высотой до 10 метров; основание их массивное и состоит из плотных глинистых сланцев, поверх которых лежит мощный слой наносного обломочного материала.
В двух километрах от устья её с правой стороны издавна живут удэгейцы. Стойбище их состоит из четырёх фанз. В 1906 году их тут было только 15 человек обоего пола. В одном переходе от Арму, ниже по Иману, есть другое удэгейское стойбище, Лаолю, с населением в восемь человек. Лаолю представляет собой поляну с правой стороны реки длиной 4 километра и шириной 1,5 километра.
После принятия в себя Арму Иман вдруг суживается и течёт без протоков в виде одного русла шириной от 80 до 100 метров, отчего быстрота течения его значительно увеличивается. Здесь горы подходят вплотную к реке и теснят её то с одной, то с другой стороны. На всём этом протяжении преобладающая горная порода — все те же глинистые сланцы.
От места нашей стоянки до Арму, по словам проводников, было три дня хода. Но можно сократить расстояние, если пересечь иманскую петлю напрямик горами. Тогда можно выйти прямо к местности Сянь-ши-хеза, находящейся низке Арму по течению километров на пятьдесят. Ввиду недостатка продовольствия сокращение пути теперь было особенно важно. Удэгейцы обещали проводить нас до того места, где нужно было свернуть с Имана.
На следующий день к полудню, 2 ноября, мы дошли до реки Хутадо текущей по кривой от запада к югу. По ней нам надлежало подняться до перевала через горный хребет, являющийся причиной петли Имана. Эта речка длиной 3,5 километра. Подъём на хребет и спуск с него одинаковой крутизны, приблизительно в 30 градусов, а высота перевала относительно Имана равна 350 метрам.
Теперь перед нами было два ключа: один шёл к северу, другой_ к западу. Нам, вероятно, следовало идти по правому, но я по ошибке взял северное направление. Сейчас же за перевалом мы стали на биваке, как только нашли дрова и более или менее ровное место.
Утром 3 ноября мы съели последнюю юколу и пошли в путь с лёгкими котомками. Теперь единственная надежда осталась на охоту. Поэтому было решено, что Дерсу пойдёт вперёд, а мы, чтобы не пугать зверя, пойдём сзади шагах в трёхстах от него. Наш путь лежал по неизвестной нам речке, которая, насколько это можно было видеть с перевала, текла на запад.
Мы все надеялись, что Дерсу убьёт что-нибудь, но напрасно. Выстрелов не было слышно. После полудня долина расширилась. Здесь мы нашли маленькую, едва заметную тропинку. Она шла влево на север, пересекая кочковатое болото. Голод давал себя чувствовать. Все шли молча, никто не хотел разговаривать. Вдруг я увидел Дерсу: он тихонько переходил с места на место, нагибался и что-то подбирал с земли. Я окликнул его. Он махнул мне рукой.
— Ты что нашёл? — спросил его Г. И. Гранатман.
— Медведь кушай рыбу, — отвечал он, — голова бросай, моя подбирай.
В самом деле, на снегу валялось много рыбьих голов. Видно было, что медведи приходили сюда уже после того, как выпал снег.
«На безрыбье и рак рыба». Во время голодухи можно покормиться и медвежьими объедками. Все дружно принялись за работу, и через четверть часа у людей все карманы были набиты рыбьими головами.
Увлечённые работой, мы не заметили, что маленькая долина привела нас к довольно большой реке. Это была Синанца с притоками Даягоу, Маягоу и Пилигоу. Если верить удэгейцам, то завтра к полудню мы должны будем дойти до Имана.
Перейдя на другую сторону реки, мы устроили бивак в густом хвойном лесу. Какими вкусными нам показались рыбьи головы! Около некоторых голов было ещё много мяса, такие головы были счастливыми находками. Мы разделили их поровну между собой и поужинали вкусно, но несытно.
Ночью температура сильно понизилась, но так как в дровах не было недостатка, то мы спали хорошо.
Утром 4 ноября мы встали голодными.
Теперь путь наш лежал вниз по реке Синанце. Она течёт по широкой межскладчатой долине в меридиональном направлении с некоторым склонением на восток. Река эта очень извилиста. Она часто разбивается на протоки и образует многочисленные острова, поросшие тальниками. Ширина её 40 — 50 метров и глубина 3,6 — 4,5 метра. Леса, растущие по обеим сторонам реки, смешанные, со значительным преобладанием хвои.
Я заметил, что в этих местах снега было гораздо больше, чем на реке Кулумбе. Глубина его местами доходила почти до колен. Идти по такому снегу было трудно. В течение часа удавалось сделать километра два, не больше.
Расчёт на охоту не оправдался, не оправдались также надежды найти опять рыбьи головы. Казак Кожевников один раз видел кабаргу и стрелял в неё, но промахнулся.
Судя по времени, мы уже должны были дойти до Имана. За каждым поворотом я рассчитывал увидеть устье Синанцы, но дальше шёл лес, потом опять поворот, опять лес и т. д.
В сумерки мы достигли маленького балагана, сложенного из корья. Я обрадовался этой находке, но Дерсу остался ею недоволен. Он обратил моё внимание на то, что вокруг балагана были следы костров. Эти костры и полное отсутствие каких бы то ни было предметов таёжного обихода свидетельствовали о том, что балаган этот служит путникам только местом ночёвок и, следовательно, до реки Имана было ещё не менее перехода.
Голод сильно мучил людей. Тоскливо сидели казаки у огня, вздыхали и мало говорили между собой. Я несколько раз принимался расспрашивать Дерсу о том, не заблудились ли мы, правильно ли мы идём. Но он сам был в этих местах первый раз, и все его соображения основывались лишь на догадках. Чтобы как-нибудь утолить голод, казаки легли раньше спать. Я тоже лёг, но мне не спалось. Беспокойство и сомнения мучили меня всю ночь.